Сахарный синдикат Павла Харитоненко. Семнадцатая часть. Натальевка















































































































Конец семнадцатой части
By logging in to LiveJournal using a third-party service you accept LiveJournal's User agreement
- А из нашего окна
Площадь Красная видна!
А из вашего окошка…???”Ни одно посольство в мире не имеет такого великолепного положения, великолепного не только видами, но и своим расположением в непосредственной близости к сердцу империи”, - писал Кёртис Кибл, бывший посол Великобритании в СССР.
Здание, принадлежащее когда-то миллионеру Харитоненко, его страна получила от советского правительства в 1929 году в аренду на 20 лет. Однако даже спустя 30 лет после окончания этого срока англичане продолжали его занимать, и советское руководство ничего не могло с этим поделать.
В 1987 году дело вроде сдвинулось с мертвой точки, когда во время визита Маргарет Тэтчер в Советский Союз был подписан протокол о предоставлении новых мест для посольства Англии в Москве и СССР в Лондоне. По итогу персонал дипломатического корпуса Великобритании через несколько лет переехал в новое здание на Смоленской набережной, а дом Харитоненко на Софийской остался за резиденцией посла этой страны.
Усадьбу с флигелями Павлу Ивановичу Харитоненко возвели фактически за два года. Для сравнения за такой же срок был построен Собор Святого благоверного князя Александра Невского в Твери.
А вот в Соединенных Штатах за этот же период в Чикаго был возведен целый павильон для Всемирной выставки.Его территория простиралась на 278 га и состояла из 200 новых зданий в классическом стиле, а также парков, каналов и лагун.
На выставке, которую посетило 27 млн. человек из 46 стран, были представлены надземная железная дорога, движущиеся тротуары, светящиеся фонтаны, ледяная гора и целая «улица удовольствий» с театрами, зверинцами и базарами.
Было показано много новинок, таких как фотооткрытки.
Аппарат для изготовления попкорна.
Электрическая кухня.
Посудомоечная машина.
И даже неоновая подсветка.Однако больше всего посетителей поразило первое колесо обозрения, которое создавалось, как американский ответ на башню Эйфеля в Париже.
Его высота составила 80 метров, приводилось в движение 2 паровыми машинами мощностью в 1000 лошадиных сил каждая, а оборот колеса занимал 20 минут.
К ободу крепилось 36 кабин, размером приблизительно с автобус, в каждой из которых было 20 сидячих и 40 стоячих мест, благодаря чему общая вместимость аттракциона составляла 2160 человек.Колесо обозрения было выше самого высокого небоскрёба того времени, а весившая 70 тонн его ось была на тот момент самой большой стальной кованой деталью в истории техники.
По окончанию выставки, павильоны традиционно сгорели от неожиданно возникшего пожара. Подобным способом в XIX веке в США было уничтожено более 100 городов.
Причём проходили они по одному и тому же сценарию и имели очень странные особенности, когда выгорали полностью не только деревянные, но и кирпичные строения.
На примере Чикагской выставки можно увидеть, что строительные технологии 1893 года, когда Харитоненко оканчивал возведение своего особняка, не только не уступали сегодняшним, но и в чём-то превосходили их. Однако, как и тогда стены и крыша это всего лишь 30% дома. Ещё столько же выходят инженерные коммуникации: канализация, электричество, отопление, вытяжка и водоснабжение. А вот остальные 40%, о которых собственно и пойдёт дальше речь, занимает внутренняя отделка.
Принято считать, что для оформления интерьеров Харитоненко пригласил Ф. Шехтеля, который на тот момент ещё не был архитектором. Правда факт того, что они вместе состояли в Английском клубе, не совсем вписывается в тот образ, который нам рисуют историки. Получается, днем Франц рисовал эскизы своим заказчикам, а вечерами пил с ними вино и играл в карты. Но если перечислять работы, которые ему приписывают, и места где они находились географически, то непонятно, как у Шехтеля вообще хватало времени на сон.
Внутренние интерьеры в усадьбе Харитоненко, как и в доме Дервиза, спроектированы в готическом стиле.
Историки даже знают точную дату зарождения этого направления в архитектуре, крестным отцом которого считается Аббат Сугерия, затеявший перестройку обветшалой церкви при французском аббатстве Сен-Дени.
По завершению реконструкции, в 1144 году, перед миром предстала церковь, возведенная в новом доселе неизвестном стиле.
По задумке аббата, храм - это якобы корабль, уносящий паству к горним высям, где своды это паруса, поймавшие ветер, а высокие колонны - корабельные мачты.
В принципе это и все, что вы должны знать о строительстве будущей усыпальницы французских монархов, потому что о том, как девять столетий назад строители обрабатывали мраморные колонны, экскурсоводы вам не поведают.
В сравнении с тем, что удалось монаху, интерьеры в доме Харитоненко уже не кажутся столь фантастическими. Хотя надо отметить, что даже королева Великобритании выразила свое восхищение, сказав, что это самая красивая британская резиденция в мире.Все помещения первого этажа действительно выглядят роскошно и одновременно мистически. Парадный вестибюль.
Библиотека с антресольным этажом.
Комната ожидания для посетителей.
Или зеленая гостиная в стиле ренессанса.
Второй этаж - это анфилада залов, каждый из которых оформлен в различных стилях и цвете.
Например, первая комната, используемая сейчас как столовая посольства, декорирована в стиле Второй Империи, описать который можно тремя словами: копирование, черный, золото.
При жизни Харитоненко здесь размещалась картинная галерея, а главным украшением зала служит огромный плафон работы французского художника Франсуа Фламенга, специально приезжавшего для этого в Москву.
Плафон изображает кавалеров и дам в элегантных одеждах XVIII века, наслаждающихся звуками музыки струнного оркестра на фоне развалин древней цивилизации, в духе Джованни Пиранези.
Также в 1893 году Фламенг написал два картуша над дверями.
И портрет хозяйки дома, Веры Андреевны Харитоненко.Этот художник украшал здания Сорбонны и Опера Комик, занимался рекламой и разработал эскизы для первой французской банкноты в четырехцветной форме.
Но известность к нему пришла лишь тогда, когда он начал писать для высшего света, изображая жизнь аристократов, светских дам и выдающихся личностей.
Дальше идёт самая большая и богатая комната в доме (Белый зал) сделанная в цветах слоновой кости.
Её стены и лепной потолок декорированы позолотой и барельефами, изображающие античные мифологические сюжеты.
А вот голубая комната, служившая будуаром хозяйки, выполнена в неоготическом стиле, который отличается разнообразием материалов и полифонией цвета.
В ней находится один из самых привлекательных каминов, украшенный резьбой в мотивах эпохи средневековых замков и рыцарей на лошадях.Однако почему-то никто из посетителей не задавался вопросом: а кто собственно был исполнителем этого искусного деревянного панно на камине.
Кто именно вырезал деревянные фигурки гномов, пажей, рыцарей по всему дому.
Или того же орла и дракона на лестничной площадке.
Если это ручная работа, то почему мы не знаем имен этих мастеров.
Ведь любой из них - это не просто профессионал в своем ремесле, это гений, фамилия, которого должна быть наряду с Залесским, Флемингом и Шехтелем.
Фантазия и легкость, с которой последний придумывал свои шедевры, до сих пор поражают наших историков, но вот работа тех, кто воплотил его рисунки с бумаги в реальные вещи, их почему-то не изумляют.
Хочется напомнить, что площадь двух этажей, где монтировали лестницы, двери, пола и кессоны на потолках, больше двух тысяч квадратных метров и это не считая двух флигелей и подвалов. Можно только представить, сколько было задействовано людей на объекте и сколько должно было быть согласований между «дизайнером» и подрядчиками.
Официально считается, что все интерьеры и мебель у Харитоненко были выполнены на мебельной художественной фабрике Шмита, которая находилась буквально в 3,5 км от его усадьбы, там, где сейчас находится парк «Пресненский».
Её владелец Павел Александрович Шмит (Шмидт) в начале 1880-х годов женился на наследнице богатейшей старообрядческой семьи Морозовых — Вере Викуловне, с которой у них было четверо детей.
На приданое невесты, полученное от её отца-миллионера, в 1883 году он отстроил новые фабричные корпуса на Пресне, а на Кузнецком Мосту держал мебельный магазин.
При этом если вы поинтересуетесь историей этого чудо предприятия, то обнаружите, что её попросту нет, а первые снимки фабрики датируются 1905 годом и в основном это руины, оставшиеся после подавления восстания.
Полноценные боевые действия в центре Москвы, произошли благодаря стараниям старшего сына Николая, который вступив во владение мебельной фабрикой после смерти отца, не только сократил рабочий день и повысил заработную плату, но и передал Московскому комитету РСДРП 20 тыс. рублей на вооружение рабочих.
Увлекшись марксистками идеями, он познакомился с большевиком Николаем Бауманом, а двух других революционеров Карасёва и Николаева принял на фабрику под видом рабочих. Шмит закупал оружие, в том числе браунинги и маузеры, которыми не располагала ни полиция, ни армия и вместе с будущими дружинниками учился на фабрике стрельбе, тактике уличного боя, а также изготавливать бомбы и печатать листовки.
Огневая мощь вооруженных рабочих была такова, что ни один штурм баррикад правительственными войсками не удался. Только после того как по Николаевской железной дороге, была доставлена гаубичная артиллерия, им удалось разбомбить Пресню и фабрику.
Забавно, но через 88 лет, в 1993 году на этом же месте подобный сценарий повторился, когда Борис Ельцин приказал обстрелять Белый дом из танков.
Но одно дело копать без экскаватора, месить раствор без бетономешалки, а другое создавать деревянную мебель вручную без мощных станков.
Это невозможно вообще, если мебель, к примеру, делать из мореного дуба, который по своей прочности сравним с железом.
В XIX веке было предостаточно заводов для обработки древесины работавших на водном или ветровом приводе.
Достаточно взглянуть на русский отдел Чикагской выставки, чтобы понять, на каком уровне находилось деревообрабатывающее производство России.
Промышленникам предлагалось огромное количество вариантов токарных, рейсмусовых, фрезерных и других станков, увидеть которые, правда, можно только на каталожных картинках.
Найти снимки производственных помещений в открытом доступе, у вас тоже не получится.
Фабрика вроде как бы была, мебель по факту есть, а вот фотографий как её делали, нет.
Возможно причина в том, что никаких мастеров то не было.
Были обычные операторы станков с ЧПУ, а после Первой мировой войны высокотехнологичное производство деревообработки скрыли.
То же самое произошло и с геополимерным бетоном, наглядным примером которого служит строительство Национальной библиотеки Бразилии в Рио-де-Жанейро.
Она возводилась шесть лет с 1905 по 1911 года.
Долгие годы фотограф усердно снимал все этапы её возведения.
Но когда дело дошло до внутренней отделки и установки колонн, у него вдруг резко «кончилась» пленка.
Прочность геополимерного бетона сравнима с прочностью гранита, и весь Санкт-Петербург, к примеру, это одна большая выставка его применения.
В усадьбе Харитоненко на Софийской набережной тоже есть изделия, сделанные из этого искусственного камня.
Это камины и расположены они на втором этаже.Технология изготовления уникального материала считалась утраченной, пока в 1978 году француз Джозеф Давидович вновь его не «открыл», определив состав монолитных блоков пирамид в Гизе. Правда на сегодняшний день применение его незначительно, а точный состав и рецептура трактуется в разных соотношениях.
Ещё одна комната в посольстве, куда допускают гостей – Розовая.
Находящийся в ней камин, как и вся гостиная, сделан в стиле итальянской готики из светлого дуба.
Как заверяют нас историки - это точная копия камина в спальне Маргариты Наваррской, который находится в Замке Блуа.
Они открытым текстом говорят, что Шехтель занимался плагиатом, хотя возможно это была просто серийная модель, и он не имел к камину никакого отношения.
Однако здесь хочется обратить внимание на изображения саламандры и дикобраза, являющимися эмблемами королей Франциска I и Людовика XII.
Символ Людовика XII – дикобраз, который дословно на итальянском языке звучит как «свинья с колючками». Считается, что этот зверек умеет не только опасно и неприступно ощетиниться «вблизи», но и выстреливать своими шипами «издали».
Дикобразы с длиной тела до метра - крупнейшие представители грызунов в мире, а также обладатели самых длинных иголок. Отличные пловцы, они ведут в основном ночной образ жизни, не боясь впрочем, вступить в схватку против леопарда, питона или львицы. Правда, в большинстве случаев дикобразы полагаются больше на хитрость, нежели на свои иглы. Именно этим качеством, в те беспокойные времена дворцовых переворотов и должен был обладать король, девиз которого был - «Кто потрётся, тот уколется».
Девиз Франциска I, выбравшего для себя эмблему саламандры - «Я лелею и изгоняю». Во многих мифах это хвостатое земноводное обозначается как слуга темных сил, отчасти из-за ее опасности для окружающих существ, а также по причине необычного внешнего вида. Впрочем, необычная длинная форма носов у правящей элиты тоже говорит, что они были не совсем обычными людьми и возможно принадлежали к другой расе.
Огненная саламандра может регенерировать потерянные конечности и хвостовую часть, а размножается только тогда, когда бушует сильная гроза. Точно так же во время беспорядков определенная часть людей достигает особого положения в обществе. Согласно германской мифологии, данное семейство амфибий олицетворяет собой дух огня. Более того, немцы в своих историях приписывают саламандрам способность к переносимости температуры горения без всяких повреждений.
В древнееврейской легенде «Врата небес» есть такие строки: «Из огня рождается животное, называемое саламандрой, которое питается одним огнем; и огонь является ее материей, и она появится в сверкании печей, которые горят в течение семи лет». С точки зрения христианской веры эти существа – посланники дьявола, а самым опасным существом для них являются ужи.
Саламандра символизирует веру, которую нельзя уничтожить. Ее сравнивают с пророком Даниилом, который выжил во время мучений львов, а также с тремя иудеями, брошенными в огонь по приказу царя Навуходоносора, но оставшимися живыми.
Также саламандра является символом воплощения философского камня. Этот реактив, который ещё называют, пятый элемент — был необходим алхимикам для превращения неблагородных металлов в золото, а также для создания эликсира жизни, для омоложения и достижения бессмертия.
Какой смысл вкладывал лично Павел Иванович, размещая символы саламандры и дикобраза на камине в голубой комнате, вероятно так и останется тайной, но именно в ней находится выход на балкон, с которого и открывается прекрасный вид на Кремль.
В 1989 году последнее советское правительство передало усадьбу Харитоненко в аренду Англии сроком на 99 лет с символической оплатой - 1 рубль в год. И теперь как минимум до 2089 года, Великобритания, находясь буквально в 200 метрах от Кремля, продолжит наблюдать за своей «российской факторией», которой она, по сути, владеет с 4 марта 1917 года...
Конец десятой части
12 ноября 1893 года в семье сахарозаводчика Харитоненко произошло радостное событие - родился второй сын.
Его крестили 21 ноября через девять дней в Софийской церкви в Москве, что и сестру Наталью, где Павел Иванович был старостой.
Мальчика назвали Иваном в честь знаменитого деда, а крестными родителями стали родная бабушка Наталья Максимовна Харитоненко и Василий Ильич Сафонов. Это был известный дирижёр и пианист, окончивший полный курс консерватории с золотой медалью всего за 7 месяцев. Обладая непревзойдённым организаторским талантом, Сафонов, правда, слыл человеком резким, властным, и в своей среде за прямоту считался конфликтным. Но Павла Ивановича интересовал не характер, а статус знаменитого профессора.
Кроме того что они были одногодки, Василий Ильич занимал пост директора Московской консерватории. А ещё его тестем был И. А. Вышнеградский, министр финансов Российской империи, благодаря чему в 1892 году личным распоряжением Александра III Сафонов был произведён в чин Действительного статского советника, сразу из VIII в IV класс.
Младший сын родился в то время, когда Павел Харитоненко заканчивал возводить свою городскую усадьбу на Софийской набережной. Автором главного дома числится архитектор Василий Герасимович Залесский. Насколько он известен, можно судить хотя бы по тому, что самого Василия иностранная Википедия не знает, а историки до сих пор не установили дату его смерти.
Окончив в 20 лет Петербургское строительное училище со званием гражданского инженера, в самом начале своей карьеры он работал на строительстве Тамбово-Саратовской и Московско-Смоленской железных дорог.
Всего через три года Залесский удостаивается звания инженера-архитектора, а в 1876 поступает на службу в Строительное отделение Московского Городского Правления сверхштатным техником, приняв заведование Пятницкой, Серпуховской и Якиманской частью Москвы, где располагался дом Харитоненко.
В 1877 году Василий строит свою первую городскую усадьбу Головиных. Причём в желании приписать ему этот объект краеведов не смутил даже тот факт, что дом находится не в тех частях города, за которые отвечал Залесский. Через год он получает чин коллежского асессора и переводится на должность члена Строительного совета при Московской городской управе. Любой, кто собирался построить новый дом или перестроить существующий, подавал прошение в эту контору. Он должен был приложить к нему чертёж фасада, поэтажный план и разрез здания, а в обязанности Совета входило рассмотрение и утверждение этих проектов. Они составляли своё заключение, дополняли необходимыми справками, планами, после чего рассматривали на предмет нарушений, и если их не было, проект передавался на утверждение Городской Управы.
Находясь на такой «хлебной» должности, Залесский продолжает повышать свою квалификацию архитектора. В 1884 году он возводит замок-особняк Прохоровых.
В 1885 городские прачечные.
С 1886 по 1891 строит целый ансамбль зданий на ситценабивной фабрике швейцарца Э. Цинделя.
А также возводит промышленные корпуса на текстильной фабрике выходцу из Франции Альберту Гюбнеру.
В 1889 году его приглашают сделать пристройку к правому крылу дома немецкого барона С. П. фон Дервиза, усадьба которого была якобы заново отстроена 3 годами ранее на месте деревянного дома.
С внутренними интерьерами ему помогал знаменитый декоратор Ф.О. Шехтель. По другим источникам он и был архитектором пристройки, хотя до 1894 года у него не было свидетельства на право производить подобные работы.Такая путанность в авторстве неслучайна, ведь, учитывая, что любая пристройка к зданию, воздвигнутая не на едином фундаменте, будет отходить и давать трещину, с большой долей вероятности она всегда была частью дома.
Скорее наоборот, это левое крыло здания было по каким-то причинам уменьшено, а краеведы позже придумали историю, объяснявшую, почему дом оказался асимметричным.
Увидеть это здание, архитектуре которого подражал Харитоненко, так просто не получится, потому, как с 1941 года он является режимным объектом, в котором сегодня располагается начальство института (ВНИИЭМ), входящего в структуру Роскосмоса. Ко всему прочему, чтобы скрыть особняк от любопытных глаз в 1912 году на улице была возведена высокая гранитная ограда с воротами.
Казалось бы, что секретного в себе может таить обитель обычного
немецкого русского дворянина. Однако если углубиться в историю дома, то по некоторым предположениям в нём находилась масонская ложа Великий Восток Франции, а под самим зданием есть бункер и тоннель, ведущий к улице Машкова.Дом настолько окружен тайной, что самый первый его снимок датируется лишь 1984 годом, хотя с момента постройки и того как его засекретили, прошло 55 лет.
И возможно от москвичей и туристов так рьяно прячут не столько фасад, сколько тыльную сторону здания.Фотографий интерьеров внутри дома в открытом доступе нет, их можно найти только в книге про Шехтеля, выпущенной ограниченным тиражом всего 1 тыс. экземпляров.
При том, что усадьба изначально строилась другим малоизвестным архитектором Н.М. Вишневецким, всё внутреннее убранство бесцеремонно приписали Шехтелю. Непонятно даже когда он успевал всё это делать физически, ведь одновременно для семьи Дервизов в Рязанской губернии — в Сохе, Старожилове, Кирицах и Дягилеве, Шехтель возводил усадьбы с парками и многочисленными постройками.
Интерьеры в доме он выполнил в готическом стиле, который преобладал в конце XIX столетия.
И если верить официальной информации это был его первый проект в Москве.Хозяин дома барон Сергей Павлович фон Дервиз был человеком из очень непростой семьи.
Его детство прошло на шикарных виллах Франции и Швейцарии. Как и Павел Харитоненко он получал образование на дому, а после смерти отца, вернувшись в Россию, сдал экзамен и поступил в университет, проучившись всего три года.
Сергей Павлович служил чиновником особых поручений при министре юстиции, работал в министерстве финансов, был награжден орденами, но после событий 1905 года неожиданно решил покинуть Россию. Распродав свои имения и особняки, барон уехал жить на виллу в Каннах, как будто его кто-то предупредил, что в скором времени здесь сменится власть, а все недвижимое имущество перейдёт в собственность государства.
Официально история усадьбы начинается с 1891 года, когда отец Павла незадолго до своей кончины обратился в Городскую управу с прошением разрешить ему строительство нового дома и двух флигелей на Софийской набережной по проекту Залесского.
Интересно, что сам архитектор, работавший в управе, в этом же году был уволен со своей должности по очень нелепой причине - в связи с нарушением Верхними торговыми рядами красной линии Красной площади.
Вряд ли конечно Иван Харитоненко был инициатором такого затратного строительства. Новый роскошный дом хотел именно Павел, который привык жить на широкую ногу, и знал, что вскоре унаследует многомиллионное состояние. Впрочем, также поступили Лещинский и Асмолов, которые после смерти Ивана Герасимовича тоже развернули строительство своих домов.
Первый панорамный снимок московской усадьбы был сделан в 1856 году, во время коронации Александра II. Он отличается крышей, балконом и количеством окон.
Однако внимание привлекает другое здание, которое находилось за ним на второй линии и соединялось пристройками со складскими помещениями. Про него неизвестно ничего, хотя оно не меньше в размерах с основным домом.
Возможно, в нем располагалась контора Харитоненко, но на фотографии 1883 года его уже нет, а склады находятся в процессе разборки.
Пройдет ещё 10 лет и на их месте появится привычный для всех дом с флигелями.
Нельзя не отметить сходства между усадьбой Харитоненко и Лещинских, хотя, как утверждается, двоюродная сестра Павла - Мария лишь обустраивала доставшееся ей здание в Киянице.
О методах его реставрации написано в III части биографии Ивана Харитоненко.Там подробно показано как строители скалывали кирпич под руст.
Приспосабливали оконные проёмы под двери.
И из чего слепили пандус к главному входу.Оба здания, как и дом Дервиза, имеют одну привычную для тех лет особенность – торчащие из земли оконные проёмы.
Официально это была архитектурная задумка для обустройства парадного входа и роскошного пандуса. В получившихся подвалах привычно разместились кухни, и если у Лещинских от флигеля к усадьбе прокопали подземный ход, чтобы приготовленная еда не остывала, то у Харитоненко для этой же цели установили лифт.
Когда историки рассказывают о строительстве домов, они всегда забывают упомянуть подрядчиков, которые выполнили весь комплекс запланированных на участке работ.
Ведь одно дело нарисовать проект, а другое воплотить его в жизнь – найти квалифицированных строителей, обговорить стоимость работ, закупить стройматериалы и соблюсти технические нормы.
Прежде всего, предстояло разобрать предыдущие постройки и вывезти строительный мусор.
Присутствие реки давало уникальную возможность делать это баржами. Но потом строители должны были выкопать огромный котлован, вывезти грунт и залить фундамент.
Делали они всё вышеперечисленное или усадьба возводились на старом основании проверить невозможно, т.к. за три года перестройки усадьбы, она не попала в объектив ни одного фотографа.
Неизвестно также где поселилась на это время семья Павла Ивановича, ведь другой недвижимости в Москве у них не было. Скорее всего, они временно переехали в свой особняк в Сумах на улице Троицкой.
Правда, в каком году строился этот дом, и кто его архитектор, местные краеведы не знают. Известно только, что этот лакомый кусочек земли на берегу реки Псел, на участке где в нее впадает река Сумка, отец Павла приобрёл ещё в 1860 году, будучи купцом III гильдии.
Здание Харитоненко на Софийской набережной считается главной заслугой Залесского. Однако после окончания его строительства, Василий организовал фирму «В. Залесский и В. Чаплин», и неожиданно стал специалистом по отоплению и вентиляции.
В перечне, где они с компаньоном устанавливали системы отопления, оказалось почти 1500 зданий в десятках городах Российской Империи, среди которых храм Василия Блаженного, Александровское военное училище и Политехнический музей. Причём многие строения были построены задолго до рождения самого архитектора.Если отбросить версию, что в проектах забывали предусмотреть, как обогревать строения зимой, то это логично вписывается в теорию о глобальном изменении климата по всей земле.
Кардинальные изменения начались как раз в конце XIX века, и запомнились, например, в истории Соединённых Штатов как Великая метель 1888 года. Высота сугробов в отдельных городах превышала 15 метров, и большинство людей оказались запертыми в своих домах в течение недели.
Внутренним убранством в усадьбе Харитоненко, как и у барона Дервиза, по мнению историков тоже занимался Ф. О. Шехтель. Вообще этот архитектор оказался для них очень удобной фигурой, которому приписали невероятное количество роскошных интерьеров, созданных в домах миллионеров до революции 1917 года. Правда, понимая, что возникнет очень много неудобных вопросов, посещение этих заведений ограничили.
В резиденцию посла Великобритании, располагающийся в доме Павла Ивановича теоретически можно попасть один раз в год, но на практике из-за огромного числа желающий, сделать это невозможно. Впрочем, такая судьба у всех зданий, попавших в перечень заслуг Ф. О. Шехтеля. В них расположены посольства, офисы различных компаний и даже больницы, которые охраняются не хуже военных объектов.Кстати, до 1915 года, когда в начале Первой Мировой войны усилились германофобские настроения, зодчий Фёдор Осипович Шехтель звался Францем-Альбертом. Будущий «Моцарт русской архитектуры» был потомком поволжских немцев из Баварии, колонистов расселённых на основании манифестов Екатерины II в Нижнем Поволжье в 1760-е годы.
Мало кто обращал внимание на его фамилию, образованную от слова «shohet». Так у иудеев называют человека, обученного законам ритуального убоя кошерных животных. По сути это мясник при синагоге, которого у ашкеназских евреев называют РЕЗНИК (вспоминаем известного поэта-песенника).
Забавно, но свой особняк с флигелем, который возвел для себя гений архитектуры в 1896 году, не отличался никакими внешними изысками.
Как бы подтверждая пословицу «сапожник без сапог» он также прост внутри, и его без сожаления отдали под посольство Уругвая.
После революции 1917 года Шехтель всячески пытался услужить новой власти, делая эскизы памятника 26 бакинским комиссарам и мавзолея Ленина. Но вероятно, представители новой власти, как впрочем, и его современники в Европе, знали истинную цену его талантам, из-за чего Фёдор Осипович скитался по коммунальным квартирам, болел, голодал и, в конце концов, умер в нищете.
Павел Харитоненко познакомился с ним в Московском Английском клубе, членами которого они были много лет. Состоять в нем было не просто престижно, это указывало на высокое положение человека в светском обществе.
Много видных людей домогалось чести вступить в этот клуб, но так и умерли, не попав в число избранных.Шехтель не обладал ни громкими титулами, ни деньгами, но у него были влиятельные покровители - братья Третьяковы и саратовский купец Тимофей Ефимович Жегин. Возможно, их заинтересовал его талант рисовать, но в биографии Франца столько нестыковок, что становится очевидным: многое из раннего периода его жизни историки скрыли.
Карьера Шехтеля начинает стремительно развиваться в 16 лет, после переезда в Москву в дом старшего Третьякова, к которому его мать устроилась работать экономкой. В том же 1875 году он поступает на архитектурное отделение Московского училища живописи и одновременно устраивается на работу в мастерскую архитектора А. С. Каминского.
В 23 года молодой Шехтель, которого через три года учёбы выгнали за прогулы, приступил к самостоятельной архитектурной практике, начиная подписывать проекты собственным именем, среди которых церковные постройки, часовни и интерьеры усыпальницы. Кроме этого Франц устроился в качестве художника, виньетиста и рисовальщика к своему земляку антрепренёру М.В. Лентовскому.Именно на этом поприще к молодому архитектору пришел успех, когда в мае 1883 года он выступил оформителем поставленного в рамках коронационных торжеств аллегорического шествия на Ходынском поле «Весна-Красна». Шехтелем были придуманы сказочные персонажи, костюмы и бутафория, эскизы которых были изданы позже в виде отдельного альбома.
Надо понимать, что коронация нового царя в ту эпоху была самым главным, самым большим и поистине религиозным торжеством в жизни человека. Власть прекрасно понимала сакральное и политическое значение такого редкого и уникального события, а потому старалась сделать его максимально ярким и роскошным, не считаясь с затратами.
Ночью, по случаю восшествия Александра III на престол, Москва озарилась невероятной иллюминацией.
Главным сюрпризом былоло освещение Кремля, которое как уверяют историки, было впервые выполнено с применением электрического освещения.
Этот проект включал использование 3,5 тыс. лампочек Эдисона, 8 больших прожекторов, 300 тыс. шкаликов, фонарики со стеариновыми свечами и разноцветные бенгальские огни.
Софийская набережная была украшена неразрывной цепью золотистых гирлянд, а из-под тротуара вылетали мощные струи 12 высоченных фонтанов, сверкающие радужными огнями.
На Тайницкой башне Кремля был устроен подсвеченный электричеством «огненный фонтан», представлявший собой, переливающийся разными цветами водяной каскад, низвергающийся с площадки башни в Москву-реку.
Старая усадьба Харитоненко была тоже украшена иллюминацией. Вот только увидеть это не представляется возможным, потому как на такое знаменательное событие, которое сравнивали с чудесами сказки тысячи и одной ночи попросту «забыли» пригласить фотографов и воссоздать его по памяти смогли только художники.
Надо полагать, запечатленное на снимках зарево над Москвой было такой силы, что не позволяло объяснить, с помощью какой энергии все это светилось, ведь первая электростанция была построена только в 1886 году.
Сказочные персонажи и костюмы для шествия, придуманные Шехтелем, вероятно очень пришлись по душе власть имущим, потому как дела у него начались складываться более чем прекрасно.
Уже в 1886 году он вместе с матерью переехал в дорогую квартиру на Тверской улице и устроил в дворовых строениях собственную мастерскую.
В следующем году Франц вступает во II гильдию купечества и женится на Наталье Жегиной — дочери его двоюродной сестры и попечителя Т.Е. Жегина.
В апреле 1888 года у Шехтелей рождается дочь Екатерина, в июле следующего - сын Борис. Семья обзаводится собственным домом на Петроградском шоссе в 10км от Кремля. Пройдёт всего 7 лет, и Франц сократит это расстояние в 5 раз...
Конец девятой части
На момент кончины отца Павлу Харитоненко было 38 лет, он был женат, имел троих детей, престижное жилье в Москве, и, казалось бы, безбедное будущее. Утверждать, что он «родился с золотой ложкой во рту», было бы преувеличением, но то, что Павел был обеспечен всем с самого начала довольно очевидно. Любитель роскошной жизни и светских мероприятий он прекрасно разбирался в живописи, но не в производстве. С юности Павел только и занимался тем, что состоял в попечительских советах, и первое что он сделал после смерти Ивана Герасимовича, занял все его общественные должности.
18 января 1892 года он становится членом Попечительского совета Сумской женской гимназии. 6 февраля утверждается в должности церковного старосты Александро-Невской церкви при реальном училище.
Ещё через неделю 13 февраля он уже попечитель Детских приютов в Харькове.
18 февраля Павла Харитоненко утверждают в правах на наследство 6/7 частей имений, а 4 апреля единогласно избирают попечителем Сумского реального училища.
Заняв отцовские должности в родном городе, 25 июня Павел Иванович 25 становится попечителем ещё и богадельных заведений в Петергофе. Думать, что Харитоненко проникся любовью к бродягам и калекам ошибочно. Просто государство, не справлявшееся с нарастающими социальными проблемами, за благотворительность существенно снижало налоги. Если в начале XIX века меценатов было сосчитать на пальцах, то с 1862 года после реформы Александра II желающих помогать обездоленным стало буквально сотни тысяч.
Благотворительность приобрела такой масштаб, что теперь за приюты, училища и богадельни развернулась целая борьба. А пристроить свои деньги в месте, которое называют «русским Версалем» для сахарозаводчика было большой удачей.
1 июля Павел Иванович заключает договор со своей матерью о разделе имений. По законодательству Российской Империи жена покойного даже при отсутствии завещания, при живых детях или без них, получала из недвижимого имущества 1/7, а из движимого – 1/4 часть наследства. Чтобы узнать какова была её доля, Павлом была произведена оценка всех имений, капиталов, товаров, заводов и домов, которая составила 5 млн. 666 тыс. руб. серебром.
Сумма довольно смешная, учитывая, что в 1874 году оборот Торгового дома «И. Г. Харитоненко с Сыном» достигал 20 млн. рублей. Связано это с существенными изменениями, произошедшими в налогообложении. С 1888 года налог стал взиматься со всех наследств, а его ставка устанавливалась в зависимости от степени родства. Для наследника по прямой линии и супругов ставка составляла 1%, и вполне закономерно, что делиться с государством своими миллионами Харитоненко не желали.
16 июля Павел Иванович стал попечителем уездного тюремного отделения в Сумах. Директорами этого заведения были только известные люди города, которые, в сущности, попасть в него не боялись. Назначение Харитоненко происходило не в самое удачное время. Тюремная реформа, затеянная Министерством внутренних дел, протекала вяло и неудовлетворительно. Масло в огонь подлила Карийская трагедия - массовое самоубийство политических заключённых осенью 1889 года в знак протеста против грубого обращения.
События на Карийской каторге вызвали общественный резонанс, под влиянием которого в 1893 году были полностью запрещены любые физические наказания для женщин. Однако тягчайшие виды телесных наказаний для каторжан и ссыльных, бритье головы, битье плетьми и приковывание к тележке отменили только через 10 лет.
Став опекуном сумских заключенных, через 4 дня 20 июля Павел Харитоненко становится смотрителем Владикавказского Графа Лорис-Меликова ремесленного училища. Заведение находилось в Северной Осетии за 1700 км от Москвы. Неизвестно бывал ли он там вообще, но скорее всего это место досталось ему по протекции.
Графа Лорис-Меликова отец Павла упоминал в своем завещании, и это был именно тот человек, который отклонил идею Ивана Харитоненко о строительстве Кадетского корпуса при Александре II, не желая якобы вовлекать сахарозаводчика в большие расходы. Их знакомство состоялось после того как граф весной 1879 года был назначен временным генерал-губернатором Харьковской губернии, а с 17 апреля того же года — командующий войсками Харьковского военного округа.
В это время европейская часть России была разделена на шесть генерал-губернаторств, во главе каждого из которых был поставлен боевой генерал. Они обладали безграничными полномочиями, вплоть до введения чрезвычайного положения, а их главной задачей была нейтрализация революционно настроенных масс.
По какой-то причине Лорис-Меликов стал единственным генералом, которого беспощадные террористы из «Народной воли» не включили в свой «чёрный список». Впрочем, это не удивительно, ведь в «борьбе» с революционной крамолой, граф дошёл до того, что отменил цензуру на печать, а в августе 1880 года сумел убедить Александра II, снять